Ученик убийцы - Страница 91

Итак, мы изучали друг друга. Я не получил никакого удовлетворения от его синяков или от его позора. Я чувствовал что-то похожее на стыд за него. Я так сильно верил в его непогрешимость и превосходство, что это свидетельство его обыкновенности заставило меня почувствовать себя глупо. Это вывело его из равновесия. Дважды он открывал рот, чтобы заговорить со мной. На третий раз он повернулся спиной к классу и сказал:

– Начинайте ваши физические упражнения. Я буду наблюдать за вами и посмотрю, правильно ли вы двигаетесь.

Ему трудно было говорить разбитыми губами. И пока мы добросовестно вытягивались, раскачивались и наклонялись в унисон, он неловко боком двигался по саду башни. Он пытался не прислоняться к стене и не отдыхать слишком часто. Исчезло щелканье хлыста по бедру, которое прежде аккомпанировало нашим занятиям. Он крепко сжимал рукоять, как бы боясь выронить хлыст. Что до меня, то я был благодарен Барричу за то, что он заставил меня встать и двигаться. Мои забинтованные ребра не давали мне полной свободы движений, которых Гален прежде требовал от нас, но я честно пытался.

В этот день он не предложил нам ничего нового. Мы повторяли то, что уже знали. И уроки кончились рано, даже до захода солнца.

– Вы работали хорошо,– сказал он неубедительно,– вы заслужили эти свободные часы, потому что я доволен тем, что вы продолжали занятия в мое отсутствие.

Прежде чем распустить учеников, он потребовал, чтобы каждый из нас подошел к нему для быстрого прикосновения Скиллом. Остальные уходили неохотно, бросая назад любопытные взгляды, не зная, как он поступит со мной. По мере того как группа моих товарищей редела, я готовился к схватке один на один.

Но даже и тут меня постигло разочарование. Он вызвал меня к себе, и я подошел, такой же молчаливый и внешне почтительный, как другие. Я стоял перед ним так же, как они, и он сделал несколько быстрых движений руками перед моим лицом и над моей головой. Потом он холодно произнес:

– Ты слишком хорошо защищаешься. Ты должен научиться ослаблять защиту своих мыслей, если собираешься посылать их или принимать от других. Ступай.

И я ушел, как и другие, но полный сожаления. Про себя я сомневался, делал ли он настоящую попытку применить ко мне Скилл. Я не почувствовал никакого прикосновения. Но я спустился по ступенькам, полный боли и горечи, размышляя, зачем вообще ходил на башню.

Я пошел в свою комнату, а потом в конюшни. Я быстро вычистил Суути под наблюдением Кузнечика. Во мне все еще были беспокойство и неудовлетворенность. Я знал, что должен отдохнуть и буду жалеть, если не сделаю этого. Каменная прогулка? —предложил Кузнечик, и я согласился взять его в город. Он носился галопом вокруг меня, обнюхивая все вокруг, а я шел по дороге к городу. Это был предгрозовой вечер после беспокойного утра. Над морем собиралась гроза. Но ветер был не по сезону теплым, и я чувствовал, как свежий воздух прочищает мне голову, и ровный ритм ходьбы успокоил и растянул мышцы, которые вздулись и болели после упражнений Галена. Бессловесная болтовня Кузнечика перебросила меня в настоящее, так что я не мог погрузиться в свои мрачные переживания.

Я сказал себе, что это Кузнечик ведет нас прямиком к магазину Молли. По-щенячьи он возвращается туда, где его приветливо встретили раньше. Отец Молли в этот день оставался в постели, и в магазине было довольно тихо. Единственный покупатель задержался, беседуя с Молли. Она представила его мне как Джеда. Он был помощником на каком-то торговом судне в Силбее. Ему еще не было и двадцати, а разговаривал он со мной, как будто мне было десять, и все время через мою голову улыбался Молли. Он был переполнен рассказами о красных кораблях и морских штормах. У него была серьга с красным камнем в одном ухе и новень– кая борода курчавилась на подбородке. Он потратил чересчур много времени на то, чтобы выбрать свечи и новую медную лампу, но наконец ушел.

– Закрой ненадолго магазин,– предложил я Молли,– пошли на берег. Сегодня очень приятный ветер.

Она с сожалением покачала головой:

– Я очень мало сделала сегодня. Я должна весь вечер макать свечи, если у меня не будет покупателей, а если покупатели будут, мне следует обслужить их.

Я почувствовал себя беспричинно разочарованным. Я прощупал ее сознание и понял, как сильно на самом деле она хочет пойти.

– Не так уж много осталось дневного света, – сказал я убедительно, – ты успеешь все доделать вечером, а твои покупатели завтра вернутся, если обнаружат, что сегодня у тебя закрыто.

Она склонила голову набок, посмотрела задумчиво и внезапно отложила в сторону связку фитилей.

– Знаешь ли, ты прав. Свежий воздух пойдет мне на пользу.– И она взяла свой плащ с живостью, которая восхитила Кузнечика и удивила меня. Мы закрыли магазин и вышли.

Молли двинулась вперед своим обычным быстрым шагом. Кузнечик в восторге резвился вокруг нее. Мы болтали на ходу, щеки ее порозовели на ветру, глаза от холода казались ярче. Я подумал, что она смотрит на меня гораздо чаще и более задумчиво, чем обычно.

В городе было тихо, на рынке почти никого не было. Мы вышли на берег и спокойно пошли туда, где носились и визжали всего несколько лет назад. Она спросила меня, научился ли я зажигать фонарь, прежде чем спускаться по ступенькам ночью, и это показалось мне совершенно загадочным, но потом я вспомнил, что объяснял ей мои синяки падением с темной лестницы. Она спросила, в ссоре ли еще школьный учитель с начальником конюшен, и по этому вопросу я понял, что драка Баррича с Галеном уже превратилась каким-то образом в местную легенду. Я заверил ее, что мир восстановлен. Мы потратили немного времени, собирая определенные водоросли, которые она хотела добавить в тушеную рыбу этим вечером. Потом, поскольку меня продуло, мы сели под защитой больших камней и смотрели, как Кузнечик упорно стремится очистить побережье от всех чаек.