Следующая неделя принесла мне и боль и успех. Он никогда не упускал случая унизить меня. И тем не менее я знал, что совершенствуюсь с каждым упражнением. Чувствовал, что сознание остальных мутнеет после того, как он касается их Скиллом, но для меня это было так же просто, как открыть глаза. Я помню одно мгновение сильного страха. Он вошел в мое сознание Скиллом и дал мне предложение, которое я должен был повторить вслух.
– Я ублюдок, и я позорю имя моего отца, – спокойно сказал я. И тогда он снова заговорил в моем сознании. Ты где-то берешь силу, ублюдок. Это не твой Скилл. Ты думаешь, я не найду источника?И тут я испугался его и ушел от его прикосновения, пряча в своем сознании Кузнечика. Все его зубы обнажились в улыбке.
В следующие дни мы играли в прятки. Я должен был впускать его в сознание, чтобы научиться Скиллу. Когда он был там, я танцевал на углях, чтобы сохранить свои тайны. Я прятал не только Кузнечика, но и Чейда, и шута, и Молли, и Керри, и Дирка, и другие, еще более старые секреты, которые не открывал даже самому себе. Он искал их все, а я отчаянно прятал их от него. Но несмотря на все это, а может быть, благодаря этому я чувствовал, что становлюсь сильнее в Скилле.
– Не издевайся надо мной, – взревел он после очередного контакта и пришел в страшную ярость оттого, что остальные студенты обменялись испуганными взглядами.– Занимайтесь собственными упражнениями,– закричал Гален. Он отошел, потом внезапно резко повернулся и бросился на меня. Он бил меня кулаками и сапогами, и, как некогда Молли, я не придумал ничего лучшего, чем закрыть живот и лицо. Удары, которыми он осыпал меня, скорее напоминали вспышку детской раздражительности, чем атаку мужчины. Я чувствовал его беспомощность, а потом с ужасом понял, что отталкиваюего. Не так сильно, чтобы он почувствовал это, но достаточно сильно, чтобы его удары не попадали в цель. Больше того, я знал, что моих действий он не замечает. Когда наконец он опустил кулаки и я осмелился поднять глаза, мне мгновенно стало ясно, что я победил. Потому что все остальные на башне смотрели на него со смесью отвращения и страха. Он зашел слишком далеко даже для Сирен. Побелев, Гален отвернулся от меня. В это мгновение я почувствовал, что он принял решение.
В этот вечер в своей комнате я был ужасно усталым, но слишком возбужденным, чтобы заснуть. Шут оставил еду для Кузнечика, и я дразнил щенка большой говяжьей костью. Он вцепился зубами в мой рукав и терзал его, а я держал кость так, чтобы он не мог ее достать. Эту игру Кузнечик очень любил и сейчас тряс рукав с поддельной яростью. Он уже почти достиг своего полного роста, и я с гордостью ощупывал мышцы на его плотной шее. Свободной рукой я дернул его за хвост, и он, рыча, бросился на нового нападающего. Я перехватывал кость то одной рукой, то другой, а Кузнечик щелкал зубами вслед моим движениям.
– Дурачок,– дразнил я его,– ты можешь думать только о том, чего хочешь. Дурачок, дурачок.
– Точь-в-точь как и его хозяин. – Я вздрогнул, и в ту же секунду Кузнечик схватил свою кость. Он спрыгнул с ней вниз, удостоив шута только легким взмахом хвоста. Я сел, задыхаясь.
– Я даже не слышал, как дверь открылась. И закрылась.
Он не обратил на это внимания и перешел прямо к делу:
– Ты думаешь, Гален позволит тебе победить? Я хитро улыбнулся:
– А по-твоему, он может этому помешать?
Шут со вздохом сел рядом со мной.
– Я знаю, что может. И он знает. Чего я не знаю, так это достаточно ли он безжалостен, но подозреваю, что достаточно.
– Пусть попробует, – сказал я легкомысленно.
– Я бы этого не хотел. – Шут оставался серьезным.– Я надеялся отговорить тебя от напрасных попыток.
– Ты хочешь предложить мне сдаться? Теперь? – Я не мог в это поверить.
– Хочу.
– Почему? – спросил я.
– Потому что, – начал он и остановился, расстроенный.– Я не знаю. Слишком многое сходится. Может быть, если я вытащу одну нить, не получится узла.
Меня охватила усталость, и прежний подъем моего триумфа рухнул перед его угрюмыми предостережениями. Мое раздражение победило, и я огрызнулся:
– Если не можешь говорить прямо, зачем вообще говоришь?
Он молчал, как будто я его ударил.
– Этого я тоже не знаю, – проговорил он наконец и поднялся, чтобы уйти.
– Шут... – начал я.
– Да, я шут. – И он ушел.
Итак, я проявлял упорство, становясь все сильнее. Я все нетерпеливее воспринимал наше медленное обучение. Мы раз за разом повторяли одни и те же упражнения, и остальные начинали усваивать то, что казалось мне таким естественным. «Как они могли быть так закрыты от остального мира, – думал я. – Почему им было так трудно открыть свой разум для Скилла Галена?» Моей задачей было не открываться, а скорее держать скрытым от него то, чем я не хотел делиться. Часто, когда он небрежно касался меня Скиллом, я чувствовал ищущее прикосновение к своему сознанию. Но я ускользал от него. – Вы готовы,– заявил он в один холодный день. Вечерело, потому что самые яркие звезды уже выступили на темно-синем небе. Я жалел об облаках, которые посыпали нас снегом вчера, но хотя бы не пропускали самый сильный холод. Я шевелил пальцами в кожаных туфлях, которые нам недавно разрешил Гален, стараясь согреть их и снова вернуть им жизнь.– Прежде я касался вас Скиллом, чтобы познакомить с ним. Ну а сегодня мы попытаемся прийти к полному единению. Вы будете тянуться ко мне, как я тянусь к вам. Но будьте внимательны! Большинство из вас успешно сопротивляются восторгу, который дает употребление Скилла. Но та сила, которую вы ощущали, была легчайшим прикосновением. Сегодня будет сильнее. Сопротивляйтесь ей, но оставайтесь открытыми Скиллу.