Ученик убийцы - Страница 60

Я осторожно двинулся вслед за ним, уводя Суути от Дороги, словно совершенно не подозревал о существовании повергнутых в панику людей. Они колебались между яростью и страхом. Это чувство было красно-черным пятном на свежести дня. Я увидел, как женщина наклонилась, увидел, как мужчина отвернулся от своей тачки.

– Они идут! – предупредил я Чейда, когда они побежали к нам. Некоторые схватили камни, другие размахивали недавно сломанными зелеными палками. Все они были грязными и выглядели как горожане, вынужденные жить на природе. Это были остатки жителей Кузницы, которые не стали заложниками пиратов. Все это я понял за мгновение до того, как ударил Суути каблуками и она рванулась вперед. Наши лошади выдохлись; их попытки увеличить скорость, несмотря на град камней, стучавших по земле на нашем пути, были бесплодными. Будь горожане отдохнувшими или не такими испуганными, они бы легко нас поймали. Но я думаю, что они испытали облегчение, увидев, что мы бежим. Они были больше заняты тем, что ходило по улицам их города, чем бегущими чужаками, какими бы устрашающими они ни выглядели.

Они стояли на дороге, кричали и размахивали своими палками, пока мы не достигли деревьев. Чейд был впереди, и я не задавал ему вопросов, пока он выводил нас на параллельную дорогу, где мы не могли встретиться с покидающими Кузницу людьми. Лошади перешли на вялую трусцу. Я был благодарен высоким холмам и разбросанным деревьям, которые позволили нам уйти от погони. Увидев блеск воды, я молча указал на него. И молча мы напоили лошадей и вытрясли им немного зерна из запасов Чейда. Я ослабил сбрую и вытер их грязные шкуры пучком травы. Что же до нас, то мы могли утолить голод и жажду холодной речной водой и черствым дорожным хлебом. Я, как мог, привел в порядок лошадей. Чейд, по-видимому, был поглощен своими мыслями, и долгое время я не смел ему мешать.

Наконец, уже не силах сдержать свое любопытство, я задал вопрос:

– Ты в самом деле Рябой Человек?

Чейд вздрогнул и уставился на меня. В его взгляде были одновременно изумление и грусть.

– Рябой Человек? Легендарный предвестник болезней и бедствий? О, полно, мальчик, ты же не глуп. Этой легенде сотни лет. Конечно же, ты не можешь верить в то, что я настолько древний.

Я пожал плечами. Мне хотелось сказать: «Вы покрыты шрамами и несете смерть», но я не произнес этого. Чейд иногда казался мне очень старым, а иногда был так полон энергией, что выглядел просто молодым человеком в теле старика.

– Нет, я не Рябой Человек,– продолжал он, обращаясь больше к самому себе, чем ко мне,– но после сегодняшнего дня слухи о его появлении разнесутся по Шести Герцогствам, как пыльца по ветру. Начнутся разговоры о болезнях и эпидемиях и божественном наказании за воображаемые грехи. Жаль, что они увидели меня таким. Народу королевства и так достаточно поводов для страха. Но у нас есть более насущные заботы, чем глупые суеверия. Откуда бы ты это ни узнал, ты был прав. Я тщательно обдумал все, что видел в Кузнице. Я вспоминал слова тех горожан, которые пытались побить нас камнями, и то, как они все выглядели. Я когда-то знал людей Кузницы. Это был отважный народ, совсем не того сорта, чтобы просто так пуститься бежать в суеверном страхе. Но эти люди, которых мы видели на дороге, именно так и поступили. Они покидали Кузницу навеки, по крайней мере таковы были их намерения. Забрали все, что осталось, все, что могли унести. Оставили дома, где были рождены их деды, и бросили родственников, которые рылись в развалинах, как бесноватые.

Угроза красного корабля была не пустой угрозой. Я думаю об этих людях, и меня бросает в дрожь. В этом что-то отвратительно неправильное, мальчик, и я боюсь того, что может последовать. Потому что, если красные корабли могут брать в плен наших людей, а потом требовать платы за то, чтобы убить их, и говорить, что в противном случае возвратят их нам такими вот, как были те, – какой горький это будет выбор! И следующий удар они нанесут именно тогда, когда мы меньше всего будем готовы встретить его. – Он повернулся ко мне, как будто хотел сказать еще что-то, потом внезапно пошатнулся. Он быстро сел, лицо его стало серым. Чейд опустил голову и закрыл лицо руками.

– Чейд! – закричал я в ужасе и подскочил к нему, но он отвернулся.

– Семена карриса, – сказал он приглушенно,– самое худшее, что их действие прекращается так внезапно. Баррич был прав, предупреждая тебя об этом, мальчик. Но иногда нет выбора. Все пути одинаково плохие. Иногда. В тяжелые времена, как сейчас.

Он поднял голову. Глаза его были тусклыми, рот почти дряблым.

– Теперь я должен отдохнуть, – пробормотал он жалобно, как больной ребенок. Я подхватил его, когда он начал падать, и опустил на землю. Я подложил ему под голову мои седельные сумки и укрыл нашими плащами. Он лежал тихо, пульс его был медленным, а дыхание тяжелым – так продолжалось с этого мгновения до вечера следующего дня. Эту ночь я проспал у его спины, надеясь согреть его, а на следующий день накормил остатками наших припасов. К вечеру он достаточно оправился для того, чтобы двинуться в путь, и мы начали наше безрадостное путешествие. Мы шли медленно, двигаясь только по ночам. Чейд выбирал дорогу, но я вел, и очень часто он был всего лишь безвольным грузом на своей лошади. Нам потребовалось два дня, чтобы пройти то расстояние, которое мы преодолели в ту единственную безумную ночь. Еды было мало, а разговоров еще меньше. Казалось, даже размышления утомляют Чейда, и о чем бы он ни думал, он был слишком слаб для разговоров.

Он показал мне, где я должен зажечь сигнальный огонь, на который бы пришла лодка. Они послали за ним на берег плоскодонку, и Чейд сел в нее, не сказав ни слова. Сил у него совсем не осталось. Он просто решил, что я сам смогу доставить на корабль наших усталых лошадей. Так что моя гордость вынудила меня справиться с этой работой, и, оказавшись на борту, я немедленно заснул и спал так, как не спал много дней. Потом мы снова высадились и совершили утомительный переход к Ладной бухте. Мы добрались до места в самые ранние утренние часы, и леди Тайм снова заняла свою резиденцию в трактире. Вечером следующего дня я уже смог сказать трактирщице, что леди гораздо лучше и она с удовольствием приняла бы поднос из кухни. Чейду действительно, казалось, стало лучше, хотя по временам он обильно потел и в эти минуты пах прогорклым сладковатым запахом семени карриса. Он жадно ел и пил огромное количество воды. Но через два дня приказал мне сказать трактирщице, что леди Тайм утром уезжает.