Ученик убийцы - Страница 144

К оглавлению

144

Строевой лес, обещанный Руриском, прибыл в Баккип. Его пришлось волочить по суше к Винной реке, откуда бревна сплавили в Турлейк и по Оленьей реке к Баккипу. Они прибыли к середине зимы и в точности оправдали все то, что говорил о них Руриск. Первый построенный боевой корабль был назван в его честь. Я думаю, что он бы понял это, но вряд ли одобрил.

План короля Шрюд а удался. Уже много лет в Бак-кипе не было королевы, и прибытие Кетриккен пробудило интерес к придворной жизни. Трагическая смерть ее брата накануне ее свадьбы и отвага, с которой она продолжила церемонию несмотря на это, захватывали воображение людей. Ее очевидное восхищение своим мужем сделало Верити романтическим героем даже среди его собственного народа. Они были эффектной парой – юность и светлая красота принцессы оттеняли тихую силу Верити. Шрюд демонстрировал их на балах, привлекавших даже самую мелкую знать всех Шести Герцогств, и Кетриккен с настойчивым красноречием говорила о необходимости объединиться, чтобы отразить нападения пиратов красных кораблей. Так что доходы Шрюда повысились, и, даже несмотря на зимние штормы, началось укрепление Шести Герцогств. Были сконструированы новые башни, и люди добровольно шли обслуживать их. Судостроители соперничали за честь работать с военными кораблями, и город Баккип увеличился за счет притока желающих составить команды этих кораблей. На короткое время в эту зиму люди поверили созданным ими легендам и тому, что красные корабли можно победить одним желанием сделать это. Я не доверял этому настроению, но наблюдал, как Шрюд использует его, и думал, как ему удастся его поддерживать, когда люди снова столкнутся с реальностью «сковывания».

И еще об одном я должен сказать. О том, кто был вовлечен в этот конфликт только из-за своей любви ко мне. До конца моих дней я буду носить шрамы, которые он оставил мне. Его стершиеся зубы несколько раз глубоко вонзились в мою руку, прежде чем ему удалось вытащить меня из пруда. Как он это сделал, я никогда не узнаю. Но его голова все еще лежала на моей груди, когда нас нашли. Его связь с этим миром была разрушена. Ноузи был мертв. Я верю, что он по собственной воле отдал свою жизнь в память о тех счастливых днях, когда оба мы были щенками. Люди не могут тосковать как собаки. Но мы тоскуем много лет.

– Вы устали, – говорит мой мальчик. Он стоит у моего локтя, и я не знаю, как долго он уже тут находится. Он медленно протягивает руку, чтобы взять перо из моих ослабевших пальцев. Устало смотрю я на колеблющийся чернильный след, который оно оставило на моем листке. Думаю, я уже видел такой след, но тогда это были не чернила. След засыхающей крови на палубе красного корабля – крови, пролитой моей рукой? Или это была струйка дыма, черная на фоне голубого неба, когда я подъезжал слишком поздно, чтобы предупредить город о готовящемся набеге? Или яд, разворачивающийся желтоватой лентой в простом стакане воды,– яд, который я, улыбаясь, вручил кому-то? Нежный завиток женских волос, оставленный на моей подушке? Или след на песке, оставленный каблуками мертвого человека, которого мы вытащили из догорающей башни в Силбее? След слезы на щеке матери, когда она прижимала к себе своего «перекованного» младенца, несмотря на его злобные вопли? Как и красные корабли, воспоминания приходили без предупреждения и без жалости.

– Вы должны отдохнуть, – снова говорит мальчик, и я понимаю, что сижу, глядя на полоску чернил на бумаге. Это бессмысленно. Вот еще одна страница испорчена, еще одна неудачная попытка.

– Убери их,– говорю я ему и не возражаю, когда он собирает все эти листки и беспорядочно складывает их вместе. Гербарий и история, карты и размышления, все вперемешку в его руках, как и в моей памяти. Я не могу больше вспомнить, что это я собирался делать. Боль вернулась, и было бы так легко утихомирить ее. Но такой путь ведет к безумию, это было доказано множество раз до меня. Так что вместо этого я посылаю мальчика найти два листика каррима, и корень имбиря, и мяту, чтобы сделать мне чай. Я думаю, не попрошу ли я его однажды принести три листика этой травы чьюрда. Где-то друг тихо говорит: «Нет».

144