Ученик убийцы - Страница 102

102

Я стоял, задыхаясь, кулаки мои все еще были сжаты. Я свирепо смотрел в сторону пиратов, почти надеясь, что они придут, но все было тихо, если не считать шума волн и булькающего дыхания умирающей женщины. Или пираты не слышали шума, или были слишком сосредоточены на своем деле, чтобы проверять источники ночных звуков. Я ждал на ветру кого-нибудь, кто захочет прийти и убить меня. Ничто не пошевелилось. Пустота нахлынула на меня, вытесняя мое безумие. Так много смерти в одну ночь – смерти, совершенно бессмысленной.

Я оставил разбитые тела на разрушающейся дамбе в распоряжение волн и чаек. Потом я ушел. Я не чувствовал ничего от них, когда убивал, – ни страха, ни злобы, ни боли, ни даже отчаяния. Они были вещами. И когда я начал свой длинный путь назад в Баккип, я перестал чувствовать что-либо от себя самого. Может быть, подумал я, «скованность» заразна и теперь я заболел. Но мне не было до этого никакого дела, и я не мог заставить себя беспокоиться по этому поводу.

Мало что из дальнейшего путешествия сохранилось в моей памяти. Я шел всю дорогу, замерзший, уставший и голодный. Я не встретил больше «перекованных», и те несколько других путников, которых я встретил на оставшемся участке дороги, не больше, чем я, хотели разговаривать с незнакомцем. Я думал только о том, чтобы добраться до Баккипа. И Баррича. Я достиг Бак-кипа через два дня после начала праздника Весны. Стражники у ворот сначала попытались остановить меня, Я посмотрел на них.

– Это Фитц,– ахнул один,– а говорили, что ты умер. – Заткнись, – рявкнул второй. Это был Гедж, мой давний знакомый, и он быстро сказал: – Баррич был ранен, он в лазарете, мальчик.

Я кивнул и прошел мимо них.

За все годы, проведенные в Баккипе, я ни разу не бывал в лазарете. Баррич, и никто другой, всегда лечил мои детские болезни и несчастья. Но я знал, где он находится. Я слепо прошел через группы веселившихся и внезапно почувствовал себя так, как будто мне снова шесть лет и я пришел в Баккип в первый раз. Я цеплялся за пояс Баррича всю эту длинную дорогу из Мунсея, а его нога была разорвана и перевязана. Но ни разу не посадил он меня на чью-нибудь лошадь и не доверил уход за мной никому другому. Я проталкивался среди людей с их колокольчиками, цветами и сладкими кексами, пробираясь к внутреннему замку. За бараками было отдельное здание из белого камня. Там никого не было, и я незамеченным прошел через вестибюль и в комнату за ним.

Пол там был устлан свежими травами, и широкие окна впускали поток воздуха и света, но в комнате все-таки чувствовалось что-то казенное. Это было плохое место для Баррича. Все кровати были пустыми, кроме одной. Ни один солдат не лежал в постели в дни Весеннего праздника без крайней необходимости. Баррич с закрытыми глазами распластался на узком матрасе, залитом солнечным светом. Я никогда не видел его таким неподвижным. Он отбросил в сторону свои одеяла, его грудь была перебинтована. Я неслышно подошел и сел на пол у его постели. Он лежал совсем тихо, но я чувствовал его, и повязка двигалась в такт его медленному дыханию. Я взял его за руку.

– Фитц,– сказал он, не открывая глаз, и крепко схватил мою руку.

– Да

– Ты вернулся. Ты жив.

– Да. Я пришел прямо сюда, быстро как мог. О Баррич, я боялся, что ты умер.

– Я думал, что ты умер. Другие все вернулись несколько дней назад. – Он прерывисто вздохнул. – Конечно, этот ублюдок оставил лошадей всем остальным.

– Нет, – напомнил я ему, не выпуская его руку, – это я ублюдок, помнишь?

– Прости, – он открыл глаза. Его правый глаз покраснел от прилива крови. Он попытался улыбнуться. Тогда я увидел, что опухоль на левой части его лица все еще не спала. – Так. Славная парочка. Ты должен поставить припарку на эту щеку. Она гноится. Похоже, тебя поцарапал какой-то зверь.

– «Перекованные», – начал я и не смог объяснять дальше, но вместо этого тихо сказал: – Он оставил меня к северу от Кузницы, Баррич.

Ярость исказила его лицо.

– Он мне не говорил. И никому другому. Я даже послал человека к Верити, чтобы просить моего принца заставить его сказать, что он сделал с тобой. Я не получил ответа. Мне следовало убить его.

– Черт с ним, – сказал я убежденно, – я вернулся и жив. Я провалил его испытание, но это не убило меня. И, как ты говорил мне, в моей жизни есть и другие вещи.

Баррич слегка пошевелился в постели. Но мне было видно, что это не помогло ему.

– Что ж. Он будет очень разочарован, – он выдохнул,– на меня прыгнули. Кто-то с ножом. Я не знаю кто.

– Насколько серьезно?

– Да ничего хорошего в моем-то возрасте. Молодой олень вроде тебя, наверное, просто отряхнулся бы и пошел дальше. Но он только раз воткнул в меня нож. Я упал и ударился головой. Я был без сознания два дня. И, Фитц. Твоя собака. Глупо, бессмысленно, но он убил твою собаку.

– Я знаю. – Он умер быстро, – сказал Баррич, как будто это могло принести облегчение. Я напрягся от этой лжи.

– Он умер хорошо, – поправил я его, – а если бы не умер, тот человек ударил бы тебя больше чем один раз.

Баррич затих.

– Ты был там, да? – спросил он наконец. Это был не вопрос, и нельзя было ошибиться в его значении.

– Да, – просто ответил я.

– Ты был с этой собакой в ту ночь, вместо того чтобы пытаться работать Скиллом? – Он в ярости повысил голос.

– Баррич, это было не то...

Он вырвал у меня руку и отодвинулся как мог далеко.

– Оставь меня.

– Баррич, это был не Кузнечик. У меня просто нет Скилла. Так что позволь мне иметь то, что у меня есть, дай мне быть самим собой. Я не использую это для дурного. Я и без этого в хороших отношениях с животными. Ты вынудил меня к этому. Если я буду пользоваться этим, я могу...

102